Подо Ржевом солдаты в три слоя лежали...
Алексей Рапота – военный летчик, штурман звена полка ночных бомбардировщиков, генерал-майор в отставке
Фото: Татьяна Мысова
Он начал войну в тяжелейшем 1941 году, когда у советской армии почти не было боеспособной авиации. Выжил лишь благодаря тому, что легкий бомбардировщик летал по ночам. Другой полк, который держал оборону днем, был полностью уничтожен всего за пару дней.
ВМЕСТО УКАЗКИ - ШТУРВАЛ
– Мой дед родился недалеко от Харькова. В 1910 году началась столыпинская реформа, в Центральной России земли не хватало, а в Сибири – хоть тысячу гектар бери. Мой дед туда поехал в разведку, ходоком. Вернулся, сказал землякам, и люди из соседних сел поехали в Казахстан, сто километров южнее Кустаная. Им дали немного денег на устройство и чуть-чуть лесоматериала. Ведь вокруг степь, на сотни километров деревьев нет. А надо строить дома. Также выделили лошадей и плуг. Верхний пласт плугом поднимают, его режут – и вот из этого наделали хаты. В 1922 году родился я. Через пять лет из-за коллективизации родителям пришлось уехать, сначала ближе к Кустанаю. Жили на квартире у дяди по маминой линии. Отец стал писать старшему брату на Украину. И тот однажды присылает письмо: «Я вам купил дом». И мы отправились в Донецкую область. Это был 1931 год. На следующий год был голод. Мы пережили, потому что были запасы зерна. В 1933 году собрали большой урожай, но вывозилось в город, чтобы прокормить рабочих. Это был страшный голод. Мы снова уехали в Кустанайскую область. Отец поступил работать на ферму. А мы с братом в школу. Учительница со мной разговаривает, а я ей по-украински отвечаю. Продиктовала диктант. После проверки приносит листок, а он весь красный. Помню, в слове «еще» сделал четыре ошибки. Мне нужно было в четвертый класс, но отправили в третий. Семилетку в итоге закончил с отличием. За это меня наградили полным собранием сочинений Пушкина.
– И куда решили поступать?
– В педагогическое училище. Моей маме очень нравилась профессия «учителя». Мне тогда исполнилось 15 лет, отец говорит: учиться еще успеешь, давай годик поработай. Я согласился. Сначала меня сделали радистом. Наша ферма от центральной усадьбы была в 40 километрах. Телефонной связи не было, только по радио. В определенное время включаешь, передаешь сведения, что-то принимаешь. Меня послали на курсы. Месяц проучился. Стал работать, через три месяца отец говорит: директор хочет, чтобы ты принял магазин. Отец работал рядом с магазином кладовщиком. Ну я и стал за прилавок. На следующий год уехал в педучилище в Кустанай. Проучился два года. На третьем курсе стал секретарем комсомольской организации. Это уже был 1940 год. Военные училища стали срочно набирать кадры. Меня секретарь горкома комсомола вызывает к себе, дал мне список училищ. «Выбирай», - говорит. В то время большим авторитетом пользовалась авиация. Летчики – первые Герои Советского Союза. Я решил идти в авиационное училище в Ташкент.
НЕ ХОТЕЛ ЛЕТЕТЬ ВО ВТОРОЙ РАЗ
– Где были в первый день войны?
– В воскресенье мы с товарищем получили разрешение на увольнение. Сидим в парке. Вдруг патрули объявили: всем военным бегом в часть! Мы прибежали. Там уже и узнали, что началась война. Проучился в училище я всего полгода. На базе нашего училища стали формировать два авиационных полка. Отобрали тех, кто хорошо учился. Я попал в эту группу из 20 человек. У нас были самолеты Р-5, У-2, И-16 – все истребители.
– И куда вас направили?
– В октябре первый полк отправили на Западный фронт. Тогда это был самый тяжелый месяц под Москвой. Немцы прорвали оборону под Смоленском, почти беспрепятственно двигались на Москву. Господство в воздухе также было у немцев. Наши самолеты летали без истребительного прикрытия. Это потом уже стали ставить во вторую кабину турель с пулеметом. Первый полк в течение недели был уничтожен. А нам дали возможность потренироваться ночью. В конце декабря 1941 года нас перебросили на Калининский фронт.
– Под Ржев, где шли особенно жестокие бои… Вам не страшно было?
– Как же не страшно? Каждый думал: может, со мной этого не случится? Вот и я об этом думал. Нам говорили, что там немцы будут стрелять. Но мы твердо знали, что немецкие истребители ночью там не летают. Только от зениток мы можем понести потери. Первый вылет запомнился как первая любовь – на всю жизнь. Нас так обстреляли, что мы еле ушли. В самолете пробоины, но в нас не попали. Как же не хотелось лететь во второй раз! Ведь знали, что там делается. Слава богу, второй вылет был более-менее спокойный. До освобождения Ржева, а это было 3 марта 1943 года, я сделал около 300 вылетов. Зимой ночи длиннее, делали по четыре-пять вылетов. Летом – один-два раза, ночи короткие. Подо Ржевом были самые кровопролитные бои. Только по официальным данным Генштаба – 1,8 млн. человек. Как правильно потом написал об этом поэт Михаил Ножкин, что подо Ржевом солдаты «в три слоя» лежат.
– Сейчас вот в Тверской области хотят установить мемориал советскому солдату…
– Во всех исторических книгах в один голос твердят, что эта победа досталась советским солдатам. Чаще всего под этим имеются в виду командиры отделений, взводов, рот, вплоть до батальонов. А где памятник простому советскому солдату? Такие мемориалы есть в Германии, в Австрии, в Венгрии, в Болгарии. А у нас нет. Надо поставить такой памятник, чтобы бабушка шла с внуком, и он ее спросил бы: а что это? Я часто говорил об этом со своим старшим сыном (Григорием Рапотой, госсекретарем Союзного государства – РЕД.). В феврале на встрече в Военно-историческом обществе они рассмотрели семнадцать проектов. Но ни один проект комиссия пока не одобрила. Нужно дорабатывать.
РОМАН В ПИСЬМАХ
– С женой вы познакомились во время войны?
– Шел 1942 год. Война войной, но 1 мая и 7 ноября все равно отмечались: в частях проводились праздничные митинги. И вот первого мая мы отлетали ночь, а утром в 11 часов проходил митинг. После официального поздравления комиссар говорит: в адрес нашего полка поступили приветственные телеграммы от Военного Совета Воздушной армии, Военных Советов общевойсковых армий, соседнего братского авиационного полка и поздравительное письмо от девушек московского педагогического училища. И зачитал. Меня как секретаря комсомольской организации попросили написать девушкам официальный ответ. Я написал, показал комиссару, он кое-где подправил. Говорит, перепиши на чистовик и отправляй. Я возвращаюсь в часть и думаю: ну что это письмо? Вот мы летаем, бьем врага. Девушки в любой газете это могут прочесть. И я на отдельном листе перечислил всех своих летчиков эскадрильи – 12 человек. И предложил девчатам писать нам. Письмо было подписано тремя фамилиями: Макарова, Киселева и Шлыкова. Кому же адресовать? Выбрал Татьяну Шлыкову. Где-то я читал, что была у князя Шувалова была такая балерина Шлыкова. Подумал и сделал маленькую приписку: Таня, а вы ответьте мне. Отправил. И вот она потом рассказывала: прочла официальный ответ, потом стала читать мое письмо и называть фамилии. А девушки сидят и по фамилии говорят: это мой, а это мой. Всех разобрали, остался только Саша Илинович. Очень хороший товарищ, белорус. Они девчата решили, что он еврей, и ему никто не написал. Примерно через неделю мы получаем письма. А я товарищам не говорил. Они в недоумении: вроде ночью летаем, мало кому известны. И вдруг… Меня разоблачили. А я в этот список включил командира эскадрильи Селиванова. И ему пришло письмо. Он меня встречает: ты куда меня втравил? Я ведь женатый.
– Влюбились по переписке?
– Да, письма до сих пор сохранились. В конце 1942 года я попал в Москву. Третьего января мы с ней расписались. Приходим в ЗАГС. Но не в такой как сейчас, а в полуподвальное помещение. Там сидит женщина, читает книжку и грызет семечки. Достает какую-то книгу и говорит: давайте паспорта. У жены был документ, а у меня – не было. Только удостоверение личности временное. Туда и поставили печать. И я ушел на фронт. Вскоре меня назначили начальником штаба отдельной авиационной части, и в мае 1943 года взял ее на фронт. В феврале 1944 родила сына Григория. Прожили мы с моей Танечкой ровно 70 лет. Кстати, из двенадцати ребят так четверо женились.
Он начал войну в тяжелейшем 1941 году, когда у советской армии почти не было боеспособной авиации. Выжил лишь благодаря тому, что легкий бомбардировщик летал по ночам. Другой полк, который держал оборону днем, был полностью уничтожен всего за пару дней.
ВМЕСТО УКАЗКИ - ШТУРВАЛ
– Мой дед родился недалеко от Харькова. В 1910 году началась столыпинская реформа, в Центральной России земли не хватало, а в Сибири – хоть тысячу гектар бери. Мой дед туда поехал в разведку, ходоком. Вернулся, сказал землякам, и люди из соседних сел поехали в Казахстан, сто километров южнее Кустаная. Им дали немного денег на устройство и чуть-чуть лесоматериала. Ведь вокруг степь, на сотни километров деревьев нет. А надо строить дома. Также выделили лошадей и плуг. Верхний пласт плугом поднимают, его режут – и вот из этого наделали хаты. В 1922 году родился я. Через пять лет из-за коллективизации родителям пришлось уехать, сначала ближе к Кустанаю. Жили на квартире у дяди по маминой линии. Отец стал писать старшему брату на Украину. И тот однажды присылает письмо: «Я вам купил дом». И мы отправились в Донецкую область. Это был 1931 год. На следующий год был голод. Мы пережили, потому что были запасы зерна. В 1933 году собрали большой урожай, но вывозилось в город, чтобы прокормить рабочих. Это был страшный голод. Мы снова уехали в Кустанайскую область. Отец поступил работать на ферму. А мы с братом в школу. Учительница со мной разговаривает, а я ей по-украински отвечаю. Продиктовала диктант. После проверки приносит листок, а он весь красный. Помню, в слове «еще» сделал четыре ошибки. Мне нужно было в четвертый класс, но отправили в третий. Семилетку в итоге закончил с отличием. За это меня наградили полным собранием сочинений Пушкина.
– И куда решили поступать?
– В педагогическое училище. Моей маме очень нравилась профессия «учителя». Мне тогда исполнилось 15 лет, отец говорит: учиться еще успеешь, давай годик поработай. Я согласился. Сначала меня сделали радистом. Наша ферма от центральной усадьбы была в 40 километрах. Телефонной связи не было, только по радио. В определенное время включаешь, передаешь сведения, что-то принимаешь. Меня послали на курсы. Месяц проучился. Стал работать, через три месяца отец говорит: директор хочет, чтобы ты принял магазин. Отец работал рядом с магазином кладовщиком. Ну я и стал за прилавок. На следующий год уехал в педучилище в Кустанай. Проучился два года. На третьем курсе стал секретарем комсомольской организации. Это уже был 1940 год. Военные училища стали срочно набирать кадры. Меня секретарь горкома комсомола вызывает к себе, дал мне список училищ. «Выбирай», - говорит. В то время большим авторитетом пользовалась авиация. Летчики – первые Герои Советского Союза. Я решил идти в авиационное училище в Ташкент.
НЕ ХОТЕЛ ЛЕТЕТЬ ВО ВТОРОЙ РАЗ
– Где были в первый день войны?
– В воскресенье мы с товарищем получили разрешение на увольнение. Сидим в парке. Вдруг патрули объявили: всем военным бегом в часть! Мы прибежали. Там уже и узнали, что началась война. Проучился в училище я всего полгода. На базе нашего училища стали формировать два авиационных полка. Отобрали тех, кто хорошо учился. Я попал в эту группу из 20 человек. У нас были самолеты Р-5, У-2, И-16 – все истребители.
– И куда вас направили?
– В октябре первый полк отправили на Западный фронт. Тогда это был самый тяжелый месяц под Москвой. Немцы прорвали оборону под Смоленском, почти беспрепятственно двигались на Москву. Господство в воздухе также было у немцев. Наши самолеты летали без истребительного прикрытия. Это потом уже стали ставить во вторую кабину турель с пулеметом. Первый полк в течение недели был уничтожен. А нам дали возможность потренироваться ночью. В конце декабря 1941 года нас перебросили на Калининский фронт.
– Под Ржев, где шли особенно жестокие бои… Вам не страшно было?
– Как же не страшно? Каждый думал: может, со мной этого не случится? Вот и я об этом думал. Нам говорили, что там немцы будут стрелять. Но мы твердо знали, что немецкие истребители ночью там не летают. Только от зениток мы можем понести потери. Первый вылет запомнился как первая любовь – на всю жизнь. Нас так обстреляли, что мы еле ушли. В самолете пробоины, но в нас не попали. Как же не хотелось лететь во второй раз! Ведь знали, что там делается. Слава богу, второй вылет был более-менее спокойный. До освобождения Ржева, а это было 3 марта 1943 года, я сделал около 300 вылетов. Зимой ночи длиннее, делали по четыре-пять вылетов. Летом – один-два раза, ночи короткие. Подо Ржевом были самые кровопролитные бои. Только по официальным данным Генштаба – 1,8 млн. человек. Как правильно потом написал об этом поэт Михаил Ножкин, что подо Ржевом солдаты «в три слоя» лежат.
– Сейчас вот в Тверской области хотят установить мемориал советскому солдату…
– Во всех исторических книгах в один голос твердят, что эта победа досталась советским солдатам. Чаще всего под этим имеются в виду командиры отделений, взводов, рот, вплоть до батальонов. А где памятник простому советскому солдату? Такие мемориалы есть в Германии, в Австрии, в Венгрии, в Болгарии. А у нас нет. Надо поставить такой памятник, чтобы бабушка шла с внуком, и он ее спросил бы: а что это? Я часто говорил об этом со своим старшим сыном (Григорием Рапотой, госсекретарем Союзного государства – РЕД.). В феврале на встрече в Военно-историческом обществе они рассмотрели семнадцать проектов. Но ни один проект комиссия пока не одобрила. Нужно дорабатывать.
РОМАН В ПИСЬМАХ
– С женой вы познакомились во время войны?
– Шел 1942 год. Война войной, но 1 мая и 7 ноября все равно отмечались: в частях проводились праздничные митинги. И вот первого мая мы отлетали ночь, а утром в 11 часов проходил митинг. После официального поздравления комиссар говорит: в адрес нашего полка поступили приветственные телеграммы от Военного Совета Воздушной армии, Военных Советов общевойсковых армий, соседнего братского авиационного полка и поздравительное письмо от девушек московского педагогического училища. И зачитал. Меня как секретаря комсомольской организации попросили написать девушкам официальный ответ. Я написал, показал комиссару, он кое-где подправил. Говорит, перепиши на чистовик и отправляй. Я возвращаюсь в часть и думаю: ну что это письмо? Вот мы летаем, бьем врага. Девушки в любой газете это могут прочесть. И я на отдельном листе перечислил всех своих летчиков эскадрильи – 12 человек. И предложил девчатам писать нам. Письмо было подписано тремя фамилиями: Макарова, Киселева и Шлыкова. Кому же адресовать? Выбрал Татьяну Шлыкову. Где-то я читал, что была у князя Шувалова была такая балерина Шлыкова. Подумал и сделал маленькую приписку: Таня, а вы ответьте мне. Отправил. И вот она потом рассказывала: прочла официальный ответ, потом стала читать мое письмо и называть фамилии. А девушки сидят и по фамилии говорят: это мой, а это мой. Всех разобрали, остался только Саша Илинович. Очень хороший товарищ, белорус. Они девчата решили, что он еврей, и ему никто не написал. Примерно через неделю мы получаем письма. А я товарищам не говорил. Они в недоумении: вроде ночью летаем, мало кому известны. И вдруг… Меня разоблачили. А я в этот список включил командира эскадрильи Селиванова. И ему пришло письмо. Он меня встречает: ты куда меня втравил? Я ведь женатый.
– Влюбились по переписке?
– Да, письма до сих пор сохранились. В конце 1942 года я попал в Москву. Третьего января мы с ней расписались. Приходим в ЗАГС. Но не в такой как сейчас, а в полуподвальное помещение. Там сидит женщина, читает книжку и грызет семечки. Достает какую-то книгу и говорит: давайте паспорта. У жены был документ, а у меня – не было. Только удостоверение личности временное. Туда и поставили печать. И я ушел на фронт. Вскоре меня назначили начальником штаба отдельной авиационной части, и в мае 1943 года взял ее на фронт. В феврале 1944 родила сына Григория. Прожили мы с моей Танечкой ровно 70 лет. Кстати, из двенадцати ребят так четверо женились.
Фото: iremember.ru
ПРАЗДНОВАЛИ СНАЧАЛА ПО-ЧЕШСКИ, ПОТОМ ПО-РУССКИ
– Где встретили победу?
- В начале 1944 года меня послали на два месяца на курсы разведчиков. Оттуда назначили советником в Чехословацкую авиационную дивизию. Она была сформирована на нашей территории. Первая такая дивизия была в Англии. Вторая – у нас, два полка истребительных и один штурмовой. Я приехал в штаб дивизии. В мае мы находились в южной части Польши. Вдруг ночью сумасшедшая стрельба. Подумал, что немцы выбросили десант, чтобы захватить наш штаб. А там кричат: «Победа!» Эти минуты описать невозможно. В воздух стреляли из пистолетов, из автоматов, из ракетниц. Недели через две нас перебазировали на аэродромы Праги. Там уже получали поздравления. Перед отъездом нас собрал министр чехословацкой авиации, чтобы поблагодарить. Получилось интересная история. Советские люди ведь как привыкли, что когда какое-либо мероприятие, то стол, он как положено накрыт. А здесь нас пригласили в ресторан. Мы заходим – тарелки и приборы лежат, ничего больше нет. Мы в недоумении. Только сели, сразу подошли официанты с кастрюлей. В тарелки разливают что-то вроде нашего бульона. Поставили вино. Министр поднимается, поздравляет. Думаю, а где закуска? Где хлеб? Не выдержал, спрашиваю у чеха, сидящего рядом: а хлеба можно? Он подозвал официанта. Через пару минут приносят гору хлеба и ставят передо мной. Неловко было. Но когда министр уехал, чех поднялся и говорит: а теперь давайте по-русски. Появилась закуска, водка, начали петь военные песни.
ЖАЛЕЮ, ЧТО НЕ СФОТОГРАФИРОВАЛСЯ С ГАГАРИНЫМ
– Чем занимались уже в мирное время?
– Начинал я войну в звании старшего сержанта, а закончил – в звании капитана. 23 года, специальности никакой нет. А у меня уже семья. И решил остаться в армии. Надо было получить высшее военное образование. В 1948 году подаю рапорт, чтобы разрешили поехать в Авиационную академию в Монино. Приезжаю туда, а мне говорят: давай свидетельство об образовании, что закончил десять классов. А у меня его нет. Пошел в вечернюю школу рабочей молодежи в десятый класс. Закончил с серебряной медалью. И уже через год приехал в Монино и меня приняли без экзаменов. В 1961 году, будучи уже начальником штабом авиационной дивизии, закончил Академию Генерального штаба. Когда был начальником штаба, к нам приехали первые космонавты – Гагарин, Титов, Комаров, Быковский. Всего восемь человек. У нас был специально оборудованный самолет Ту-16, на котором им давали возможность почувствовать невесомость. Самолет поднимается, резко пикирует. И в течение двух-трех секунд человек чувствует невесомость. Плюс тренировка прыжка с парашютом с большой высоты. Они у нас пробыли с полмесяца. Двенадцатого апреля мне и командиру дивизии команда: прибыть на аэродром на командный пункт, включить все средства связи и быть на дежурстве. Звоним: а что дальше? «Сидите, чтобы все было включено». Через какое-то время слышим голос Левитана, что в космосе гражданин СССР. Мы поняли! Ведь тогда точно не знали, где приземлится первый космонавт. Думали, что неподалеку от Куйбышева. А получилось, что он сел в тридцати километрах от нас, в Энгельсе. Мы послали за ним вертолет. Подходим к нему с командиром дивизии, он выходит из вертолета в оранжевом костюме. Отвезли на командный пункт. Он рассказывал нам про свои ощущения, что такое невесомость, как его готовили. До сих пор жалею, что не додумались с Гагариным сфотографироваться. Потом за ним прилетели, окружили, начали фотографировать. Я послал за нашим фотографом, но к нему уже было не подойти. Дублером Гагарина был Титов, с которым я встретился потом в Академии Генштаба. Два года работал там старшим преподавателем, а Герман учился в моей группе.
– По службе вы бывали во многих странах – Чехия, Болгария, Куба… В Беларусь заезжали?
– Во время войны в Белорусской операции я не участвовал. Но через республику ехал на 1-й Прибалтийский фронт. А потом после этого был еще трижды или четырежды. Сейчас под Минском живет моя внучка Екатерина, старшая дочка сына Григория. Был у них в гостях. Поэтому видел, как живут белорусы. В республике сумели сохранить деревни, колхозы. Хорошие заборы в деревнях, дороги, садики. К сожалению, в России такое не везде.
СТАРАЙТЕСЬ СОХРАНИТЬ РОССИЮ
– Сейчас в мире непростая политическая ситуация. Что вы можете пожелать молодому поколению?
– Я часто бываю в школах, в техникумах, недавно был в Академии Скрябина. Ребят призываю: старайтесь сохранить Россию. Ведь сегодня молодежь не может не видеть, как накатывают на Россию. Санкции, отстранение спортсменов от олимпиады, высылка дипломатов. Неизвестно, во что это выльется. Поэтому старайтесь сохранить Россию.
ПРАЗДНОВАЛИ СНАЧАЛА ПО-ЧЕШСКИ, ПОТОМ ПО-РУССКИ
– Где встретили победу?
- В начале 1944 года меня послали на два месяца на курсы разведчиков. Оттуда назначили советником в Чехословацкую авиационную дивизию. Она была сформирована на нашей территории. Первая такая дивизия была в Англии. Вторая – у нас, два полка истребительных и один штурмовой. Я приехал в штаб дивизии. В мае мы находились в южной части Польши. Вдруг ночью сумасшедшая стрельба. Подумал, что немцы выбросили десант, чтобы захватить наш штаб. А там кричат: «Победа!» Эти минуты описать невозможно. В воздух стреляли из пистолетов, из автоматов, из ракетниц. Недели через две нас перебазировали на аэродромы Праги. Там уже получали поздравления. Перед отъездом нас собрал министр чехословацкой авиации, чтобы поблагодарить. Получилось интересная история. Советские люди ведь как привыкли, что когда какое-либо мероприятие, то стол, он как положено накрыт. А здесь нас пригласили в ресторан. Мы заходим – тарелки и приборы лежат, ничего больше нет. Мы в недоумении. Только сели, сразу подошли официанты с кастрюлей. В тарелки разливают что-то вроде нашего бульона. Поставили вино. Министр поднимается, поздравляет. Думаю, а где закуска? Где хлеб? Не выдержал, спрашиваю у чеха, сидящего рядом: а хлеба можно? Он подозвал официанта. Через пару минут приносят гору хлеба и ставят передо мной. Неловко было. Но когда министр уехал, чех поднялся и говорит: а теперь давайте по-русски. Появилась закуска, водка, начали петь военные песни.
ЖАЛЕЮ, ЧТО НЕ СФОТОГРАФИРОВАЛСЯ С ГАГАРИНЫМ
– Чем занимались уже в мирное время?
– Начинал я войну в звании старшего сержанта, а закончил – в звании капитана. 23 года, специальности никакой нет. А у меня уже семья. И решил остаться в армии. Надо было получить высшее военное образование. В 1948 году подаю рапорт, чтобы разрешили поехать в Авиационную академию в Монино. Приезжаю туда, а мне говорят: давай свидетельство об образовании, что закончил десять классов. А у меня его нет. Пошел в вечернюю школу рабочей молодежи в десятый класс. Закончил с серебряной медалью. И уже через год приехал в Монино и меня приняли без экзаменов. В 1961 году, будучи уже начальником штабом авиационной дивизии, закончил Академию Генерального штаба. Когда был начальником штаба, к нам приехали первые космонавты – Гагарин, Титов, Комаров, Быковский. Всего восемь человек. У нас был специально оборудованный самолет Ту-16, на котором им давали возможность почувствовать невесомость. Самолет поднимается, резко пикирует. И в течение двух-трех секунд человек чувствует невесомость. Плюс тренировка прыжка с парашютом с большой высоты. Они у нас пробыли с полмесяца. Двенадцатого апреля мне и командиру дивизии команда: прибыть на аэродром на командный пункт, включить все средства связи и быть на дежурстве. Звоним: а что дальше? «Сидите, чтобы все было включено». Через какое-то время слышим голос Левитана, что в космосе гражданин СССР. Мы поняли! Ведь тогда точно не знали, где приземлится первый космонавт. Думали, что неподалеку от Куйбышева. А получилось, что он сел в тридцати километрах от нас, в Энгельсе. Мы послали за ним вертолет. Подходим к нему с командиром дивизии, он выходит из вертолета в оранжевом костюме. Отвезли на командный пункт. Он рассказывал нам про свои ощущения, что такое невесомость, как его готовили. До сих пор жалею, что не додумались с Гагариным сфотографироваться. Потом за ним прилетели, окружили, начали фотографировать. Я послал за нашим фотографом, но к нему уже было не подойти. Дублером Гагарина был Титов, с которым я встретился потом в Академии Генштаба. Два года работал там старшим преподавателем, а Герман учился в моей группе.
– По службе вы бывали во многих странах – Чехия, Болгария, Куба… В Беларусь заезжали?
– Во время войны в Белорусской операции я не участвовал. Но через республику ехал на 1-й Прибалтийский фронт. А потом после этого был еще трижды или четырежды. Сейчас под Минском живет моя внучка Екатерина, старшая дочка сына Григория. Был у них в гостях. Поэтому видел, как живут белорусы. В республике сумели сохранить деревни, колхозы. Хорошие заборы в деревнях, дороги, садики. К сожалению, в России такое не везде.
СТАРАЙТЕСЬ СОХРАНИТЬ РОССИЮ
– Сейчас в мире непростая политическая ситуация. Что вы можете пожелать молодому поколению?
– Я часто бываю в школах, в техникумах, недавно был в Академии Скрябина. Ребят призываю: старайтесь сохранить Россию. Ведь сегодня молодежь не может не видеть, как накатывают на Россию. Санкции, отстранение спортсменов от олимпиады, высылка дипломатов. Неизвестно, во что это выльется. Поэтому старайтесь сохранить Россию.
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
