САЙТ ГАЗЕТЫ ПАРЛАМЕНТСКОГО СОБРАНИЯ СОЮЗА БЕЛАРУСИ И РОССИИ

Общество

Последний сын народной воли

3 августа исполнился год со дня смерти великого русского писателя Александра Исаевича Солженицына Каждый день в этом году рождались все новые люди, для которых Солженицын будет уже не «великим современником», живущим где-то невдалеке, по соседству, пусть даже и видел ты его только по телевизору, а неизбежной частью школьной программы по литературе, осваиваемой вместе с другой отечественной классикой советского периода – «Тихим Доном», «Чевенгуром» и «Мастером и Маргаритой». Так и вижу будущий вопрос в ЕГЭ для выпускников: «Солженицын – писатель а) XVIII, б) XIX, в) XX века?» Завидная для любого литератора судьба, о которой только и можно мечтать.

3 августа исполнился год со дня смерти великого русского писателя Александра Исаевича Солженицына

Каждый день в этом году рождались все новые люди, для которых Солженицын будет уже не «великим современником», живущим где-то невдалеке, по соседству, пусть даже и видел ты его только по телевизору, а неизбежной частью школьной программы по литературе, осваиваемой вместе с другой отечественной классикой советского периода – «Тихим Доном», «Чевенгуром» и «Мастером и Маргаритой». Так и вижу будущий вопрос в ЕГЭ для выпускников: «Солженицын – писатель а) XVIII, б) XIX, в) XX века?» Завидная для любого литератора судьба, о которой только и можно мечтать. Но, кажется, на пороге 90-летия Александр Исаевич и сам осознавал неотвратимость своего грядущего перехода в «классики» и пытался заранее собственноручно рассортировать для потомков тот гигантский, фантастический объем письменных (художественных, публицистических, общественно-политических, личных) текстов, которые были им созданы при жизни. Как впоследствии выяснилось, последние дни Солженицына были потрачены им на подготовку итогового собрания сочинений – 30-томника. Это то главное (естественно, в собрание вошло далеко не все) из его творческого наследия, что писатель предназначал своему будущему читателю. К сожалению, нельзя не признать, что для читателя сегодняшнего (уточню, что говорю здесь даже не о массовом потребителе развлекательного чтива, а именно о вдумчивом, образованном любителе книги) дар великого писателя, скорее всего, окажется чрезмерным, не по его нынешним силам.
Сейчас у любителя изящной словесности нет на литературу ни былого свободного времени, ни былых лишних денег, поскольку россияне работают в среднем много больше, а зарабатывают много меньше, чем некогда при советской власти. Так называемая эпоха застоя, когда мы читали Достоевского, Толстого, Гончарова, Бальзака, Шекспира собраниями сочинений, канула в Лету, кажется, навсегда. И осуждать людей за то, что у большинства из них нет ни средств на покупку, ни нескольких месяцев ничем не занятой жизни на прочтение многотомного «Красного колеса» или ряда сборников критики и публицистики Солженицына, в общем-то, язык не поворачивается. Надо полагать, на ближайшие десятилетия нам, даже при самом искреннем стремлении к дальнейшему самопросвещению, придется ограничиваться неким определенным «избранным» лауреата Нобелевской премии.
В принципе, «обязательный Солженицын», т.е. минимальный круг его произведений, обязательный для прочтения любым россиянином, считающим себя человеком образованным, был сформирован еще в перестройку: «Рассказы», «Раковый корпус», «В круге первом», «Архипелаг ГУЛАГ». А сравнительно недавно издательство «Вагриус» попыталось все-таки немного расширить данный общеобразовательный набор: к вышеназванному добавились сборник тюремно-лагерных произведений 40-х годов «Дороженька», книжка повестей и рассказов «Колокола Углича», включающая и прозу 90-х годов, книга публицистики «На возврате дыхания» и нашумевшее двухтомное исследование «Двести лет вместе».
Наверное, и этот список нельзя считать окончательным, но и «вагриусовское» мини-собрание дает достаточно широкую ретроспективу творчества крупнейшего отечественного прозаика второй половины ХХ века. Любознательный читатель получает возможность проследить всю систему взглядов автора по принципиальнейшим проблемам бытия в ее становлении и развитии, от момента написания первых произведений до наших дней, и попытаться задуматься над теми вопросами, с которыми жизнь и творчество Солженицына неразрывно связаны. Возможность, которую нам обязательно следует использовать – и не столько из уважения к уже ушедшему, а прежде всего для себя самих, для собственной пользы.
Потому что, сколь ни казался бы многим из нас Солженицын кем-то из далекого прошлого, устаревшим и скучным, в лучшем случае способным пробудить сухой академический интерес, в обозримом будущем трудно найти писателя, чьи произведения были бы более актуальны и необходимы нам сегодня. И, в частности, из-за его собственного, неповторимого, отличного от других взгляда на мир. Во всем соглашаться с ним совершенно не обязательно, но вот знать требуется, чтобы наконец выбраться из череды бесконечных социальных потрясений – к нормальному, более-менее человеческому образу жизни. Ведь теперь, спустя почти 20 лет после августовских событий, мы можем с твердой уверенностью констатировать, что и средства, и цели снова оказались не те и что надо опять, заново переосмыслять прошлое и настоящее.
Скажем, один из самых важных и сложных вопросов, который поставил перед собой XX век, – это отношение к насилию. Десятки тоталитарных мировых режимов, возникавших на протяжении всего столетия, десятки, сотни миллионов их жертв с каждым годом увеличивают на планете количество сторонников принципа непротивления злу насилием, идеи, что бороться со злом можно лишь добром, а добро не может быть с кулаками.
У нас подобные взгляды постепенно тоже, по крайней мере в демократических кругах, одерживают победу. Гуманистическая отечественная мысль переосмысливает опыт не только Октября и 70-летнего периода советской власти, но и всю российскую историю вообще, отвергая, в частности, как неверную и порочную, революционно-демократическую традицию, идущую от Радищева и декабристов.
Одним из провозвестников, основоположников подобного взгляда на русскую историю, переоценки былых революционных кумиров считается А.И. Солженицын. И вроде бы справедливо. Да, провозвещал, да, переосмыслял, да, осуждал, и еще как осуждал. С каким пылом, силой, убедительностью! Но вот подобен ли он другим в своем осуждении?
«Через сто лет после зарождения русского революционного террора мы уже без колебаний можем сказать, что эта террористическая мысль, эти действия были жестокой ошибкой революционеров, были бедой России и ничего не принесли ей, кроме путаницы, горя и запредельных жертв». Не правда ли, чувствуется разница между этим высказыванием Александра Исаевича и тем, что мы сейчас регулярно читаем в прессе и слышим по телевидению?
Революционеры совершают преступление и потому, что убийство – это само по себе преступление, и потому, что их средства неизбежно ведут к еще большей крови, с высоконравственных, глубокоморальных позиций утверждают нынешние противники насилия. Революционеры совершают страшную ошибку, когда их средства ведут к еще большей крови, утверждает с сугубо утилитарной позиции бесспорно высоконравственный и глубокоморальный Солженицын.
Коренное отличие Солженицына от его современников заключается как раз в том, что он – последний великий русский революционер XX столетия, и, углубляясь в историю, не со своими противниками он полемизирует, а с предшественниками. Что отнюдь не снижает накал полемики. Не за то, что они так борются с противником, осуждает своих предтеч писатель, а за то, что так – не с тем противником. И постоянно им достается – за неумелость, за недостаточность конспирации, за выдачу товарищей на допросах, за прошения о помиловании, о смягчении участи (Радищеву, декабристам, народовольцам, эсерам, большевикам – в разных местах во всех трех томах «Архипелага»). То, что главный враг, враг жизни писателя – большевизм, общеизвестно. Но вот строки, посвященные мужественной смерти… Бабушкина: «Он знал, на что шел. Не скажешь этого о кроликах, нас».
Вспомним ставшую хрестоматийной, изучаемую уже и в школах, отдельную главку о Сталине в романе «В круге первом». Вождь едет в Музей революции, где видит портреты Желябова и Перовской. Два предполагаемых наиболее типичных хода в дальнейшем развитии событий у современных, проповедующих идеалы гуманизма романистов: 1) Сталин ведет внутренний диалог с революционерами, доказывая последним тождество своих убийств с совершенными ими, и объявляет себя их самым последовательным учеником; 2) портреты заговорили и, чувствуя свою страшную, неизбывную вину за Октябрьский переворот, Ленина и Сталина, хриплыми голосами проклинают себя и главного продолжателя своего дела, доведшего их принципы до логического завершения. Не то у Солженицына. «Их лица были открыты, бесстрашны, их взгляды неукротимы и каждого входящего звали: «Убей тирана!» Как двумя стрелами, пораженный двумя взглядами народовольцев, Сталин тогда откинулся, захрипел, закашлялся и в кашле пальцами тряс, показывая на портреты. Их сняли тотчас. С того самого дня Сталин и приказал строить себе в разных местах убежища и квартиры…»
Эти слова о Желябове и Перовской, думается, прорвались у писателя не случайно. Из всех деятелей русского революционного лагеря XIX века именно к народовольцам оказывается типологически близок яростно осуждавший их за последствия проводимого ими террора тираноборец Солженицын. И хотя он не раз отмечал в «Архипелаге» то общее, что было в программах народовольцев и большевиков, сливать в одно-два принципиально разных исторических явления Александр Исаевич не стал. «Что воля, что неволя, все одно», – это уже для окончательно свихнувшейся, готовой осудить даже сопротивление хулиганам на улице как неправильное, ведущее к дальнейшей эскалации насилия, нашей таким образом борющейся с фашизмом и тоталитаризмом мятущейся демократической мысли.
Народовольцев вспоминают преимущественно как цареубийц. Но, как ни странно, у них этот пункт программы главным не был. Главным для них, как и для Солженицына, было другое – достижение политической свободы и создание зрелого гражданского общества.
И дело жизни писателя – донесение правды о безвинно погибших и пострадавших, о палачах и убийцах и через подцензурную прессу, и любыми другими, в том числе и нелегальными способами, – один из серьезнейших пунктов программы народовольцев.
Но схожи они не только по убеждениям, повторяются даже некоторые этапы жизненного пути. И Солженицын, и народовольцы, начав с критики существующей при них системы, пришли к выводу о невозможности ее исправления без создания революционной организации. Среди бумаг арестованного Солженицына была «Резолюция №1». «Даже без всякой следовательской натяжки это был документ, зарождающий новую партию». И он, и они сели, если судить по законам демократического государства, ни за что: за разговоры с друзьями, за сочинение бумаг, плюс у народовольцев (тогда – просто народников) еще и безобиднейшие хождения в народ, работа учителями и фельдшерами, организация митингов. И он, и они, мужая в тюрьме, видя гибель ни в чем или мало в чем повинных людей, начинали одобрять террор в принципе, главным образом как средство самозащиты. «Как потом в лагерях жгло: а что, если бы каждый оперативник, идя ночью арестовывать, не был бы уверен, вернется ли он живым?..»
Упомяну о еще одном сходстве: политические заключенные и при царизме, и при советской власти пытались отстоять свое человеческое достоинство в тюрьмах и на каторге от уголовников и от надзирателей приблизительно одинаковыми методами, в том числе и путем физической расправы.
Конечно же, феномен Солженицына – не только и не столько в его сходстве с борцами за свободу прошлого и позапрошлого веков. А прежде всего в том, что его революционность, казалось бы, окончательно сброшенная с корабля истории общими усилиями «демократической альтернативы» в начале 90-х, после двадцатилетней реализации оной собственных идей на практике обратно возрождена из пепла и оказалась в конечном счете куда более плодотворной. «Нет любому насилию», доведенное до полного абсурда, когда, по сути, осуждается только насилие ответное, было, как и всякая абсолютная идея, куда менее разумно, чем вроде бы наивная солженицынская формула: «Волкодав прав, а людоед нет». И пока существует насилие, должно быть и разумное сопротивление этому насилию.
И еще. Сейчас, в канун, к сожалению, новых серьезнейших общественных потрясений, причем захвативших не только нашу страну, но и весь мир, не менее его книг нам становится важен и личный пример Солженицына. Последний великий русский революционер появился и сформировал себя как личность в эпоху, категорически отрицавшую саму возможность появления революционеров и борцов, и подтвердил своей жизнью одну, казалось бы, опровергнутую историей идею революционеров XIX века: о героической личности из народа, способной если не изменить ход истории, то, по крайней мере, в одиночку повлиять на ее развитие.

Павел НУЙКИН,
член Союза писателей
Москвы

ГЛАВНЫЕ НОВОСТИ

  1. Следователи установили связь между террористами из «Крокуса» и Украины
  2. В Беларуси сократят количество базовых 10 классов
  3. Овечкин поддержал восьмилетнего мальчика Илью, попавшего под машину террористов
  4. Тысячу бюджетных мест выделят вузы Беларуси для россиян, сдавших ЕГЭ
  5. Военные РФ уничтожили бойцов ВСУ ударом по Харькову
  6. Хинштейн анонсировал поправки в законах после теракта в «Крокусе»
  7. В Беларуси задержан мужчина, собиравшийся воевать на стороне Украины
  8. NYT: США могли передать России не все данные о готовящимся теракте
  9. Беларусь надеется на объективность ЮНЕСКО при оценке польского забора в Беловежской пуще
  10. Канадский клуб НХЛ «Калгари Флэймз» опубликовал карту России с Крымом
  11. Фигурант дела о теракте в «Крокусе» обжаловал свой арест
  12. Россия планирует закупить в Беларуси авиакомплектующих на 1 млрд рублей
  13. Александр Лукашенко: Санкции санкциями. Вроде, мы справляемся, все ничего
  14. Путин провел телефонный разговор с президентом ЮАР
  15. Кузнецова: Киевский режим активно вербует несовершеннолетних и рассылает сообщения с угрозами

Политика

Мораторий на смертную казнь для террористов можно законно обойти

Нужно только обратиться к друзьям-белорусам

МНЕНИЯ

А Президент-то – ненастоящий!

Валерий Чумаков

Отказ от Президентских выборов в Незалежней может отразиться политическим кризисом и даже госпереворотом.

Факты – упрямая вещь

Татьяна Вахромеева

Первые данные расследования теракта в «Крокусе» - украинский след уже нашел подтверждение.

Пора отправить в утиль прокисшие обязательства

Олег Зинченко

В Госдуме началось обсуждение отмены моратория на смертную казнь

ТЕЛЕГРАМ RUBY. ОПЕРАТИВНО

Читайте также