Сам себе сценарист, режиссер, оператор

В составе фронтовой группы Борис Соколов вел съемки на 1-м Белорусском и Забайкальском фронтах. В послевоенное время работал на ЦСДФ, на Литовской киностудии, на «Мосфильме». Снял более 1000 сюжетов и очерков для ЦТ, руководил отделом хроники т/о «Экран». Участвовал в создании художественных фильмов – «Бессмертный гарнизон», «Челкаш». Среди наград Бориса Соколова – два ордена Красной Звезды, ордена Отечественной войны и «Знак Почета», более 30 медалей. …Война для Бориса Александровича началась в июне 41-го, когда они с однокурсником Михаилом Посельским были на преддипломной практике на Московской студии кинохроники. 

На 22 июня был запланирован первый съемочный день фильма «Город в обороне». И Борис – в составе этой киногруппы – выехал в Коломну. Но съемки не состоялись, так как началась война. Михаил Посельский попал во фронтовую группу, а Борис Соколов долгое время снимал будни тыла – под лозунгом «Все для фронта, все для победы!». И только в 1944-м его направили на 1-й Белорусский фронт, под Варшаву, где он неожиданно встретился с Посельским. В условиях фронта операторы были едины в трех лицах – сам себе сценарист, режиссер и оператор. Правда, творческие порывы кинематографистов ограничивались техникой. В конце войны снимали в основном автоматическими камерами, которые работали от пружинного завода. Его хватало на 15 метров пленки, и съемка длилась всего полминуты. Чувствительность кинопленки и светосила объективов позволяли качественно снимать только в светлое время суток.

Все ночные военные операции остались за кадром. 

– Помню артобстрел правого берега Вислы, – рассказывает Борис Александрович о первой фронтовой съемке. – Когда фронт стоял, нам с Посельским назначили снимать 1-ю Польскую армию, которая была сформирована на основе частей бывшей дивизии Костюшко. Они стояли напротив Варшавы и сражались в составе советских войск. Мы снимали быт, артиллерийские работы, даже встречу Нового года в развалинах. Нашли подпоручика, который родом был из Варшавы, решили снять его в условиях фронта, а потом в доме, где он проживал. Но нам это не удалось, немцы взорвали почти весь город. У них был приказ – стереть Варшаву с лица земли, так как там было восстание.

Наступление началось в январе 1945-го, операторов распределили вдоль всей линии фронта. Соколов с Посельским снимали форсирование Вислы, атаки на город Радом, который стоял на стыке 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Зима, январь, холод – таким было первое боевое крещение оператора. Снимали в основном обстрелы, атаку танками и «Катюшами», в город вошли вместе с передовыми частями. Было ли страшно – постоянно спрашивают фронтовиков и припоминают стихи Юлии Друниной – «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Военный оператор комментирует: «Правду Друнина пишет. Страх мы испытали еще тогда, когда находились в предместье Варшавы, а немцы с правого берега обстреливали город. На съемки ездили по «дороге смерти» – так называли улицу, которая шла параллельно Висле. Немцы с того берега засекали машину, рассчитывали, какое время она будет идти до первого и второго перекрестков, а на третьем накрывали минами». Но самое большое чувство страха Борис испытал во время штурма Берлина, когда снимал двойника Гитлера. Во дворе рейхсканцелярии, на дне бассейна без воды, в горе трупов нашли похожего на Гитлера и перетащили его на ступеньки, ближе ко входу. 

Во лбу у него – дырка, и перебит нос. В этот день там работали коллеги Соколова – Посельский с Пановым, они и сняли этот «объект». И когда Михаил рассказал Борису о съемках, он загорелся: «Поедем завтра, хочу снять». Приехали, а их не пускают – уже закрытая зона, надо взять пропуск у коменданта. Спустившись в полуподвал рейхсканцелярии, они увидели огромное помещение длиной метров 20, на полу вповалку, накрытые шинелями, лежали раненые эсэсовцы. Между ними был узкий проход к двери, за которой находился комендант. И Борису припомнился эпизод, о котором ему рассказывали еще в Польше. Взяв Познань, наши войска пошли дальше, оставив часть подразделений на штурм цитадели. Она держалась целый месяц.

И когда пала, туда приехал с аэродрома летчик, Герой Советского Союза. Цитадель уже никто не охранял. Он поднялся на второй этаж, и ему также нужно было пройти через комнату, где лежали раненые защитники цитадели. И когда он вошел, кто-то из немцев бросил гранату. Летчик погиб, пострадали и немцы. Так вот, когда Соколов вошел в полуподвал, в его мозгу сверкнул этот эпизод, и ему стало страшно. Упершись взглядом в дорожку, не глядя на немцев, они вместе с Посельским прошли к коменданту, он дал им сопровождающего, и они быстро вышли из помещения. Фашистскую гильотину Соколов с Посельским увидели в Берлине, в тюрьме Плётцензее, где были казнены Юлиус Фучик и Муса Джалиль. Поехали туда на второй день после падения Берлина, все население еще пряталось под землей. Тюрьма была открыта, и в одном из помещений стояла гильотина – с настоящим жолобом и корзиной для голов. Судя по крючьям, торчащим из стен, это было помещение для пыток. Операторам рассказали, что на крючьях подвешивали тех, кто участвовал в покушении на Гитлера 20 июля 1944 года.

Что касается уличных боев в Берлине, наиболее интересными для съемок были атака танков, проходы артиллерии, выкат орудий, бьющих прямой наводкой вдоль улицы или по домам, перебежки наших бойцов. Операторы снимали танкистов, минометчиков, санитаров, главной задачей было – передать атмосферу. И, конечно, была у оператора Соколова особо памятная съемка – подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии. К этому времени на фронт был откомандирован Юлий Райзман, который должен был сделать полнометражный документальный фильм о взятии Берлина. Именно Соколову с Посельским он поручил снимать немецкую делегацию. Операторы поехали на аэродром Темпльхоф, куда прилетели американцы и англичане, и на отдельном самолете привезли немцев. Когда открылась дверь самолета – трапа не было, к выходу прислонили лишь несколько ступенек, в проеме они увидели фельдмаршала Кейтеля, бывшего начальника штаба верховного главнокомандования вермахта. 

В руке у него был жезл, он всех поприветствовал, но ему, конечно, никто не ответил. Ситуация была накаленной, потому что за день перед этим американцы и англичане подписали с немцами акт о капитуляции в Реймсе. От Советского Союза там тоже был представитель, но Сталин отказался признать этот документ, заявив, что подписание Акта о капитуляции должно происходить в Берлине, а не в Реймсе, который находится в зоне союзников. В результате было решено считать это подписание предварительным соглашением. С аэродрома Кейтеля вместе с генерал-полковником Штумпфом и адмиралом фон Фридебургом повезли в машине в Карлсхорст, где находился штаб фронта. Там, в бывшей столовой немецкого Инженерного училища, подготовили помещение для подписания Акта капитуляции, установили осветительные приборы. Съемки подписания Акта капитуляции, которое состоялось ночью 9 мая, в 01:01 по московскому времени, были поручены старейшим операторам, среди которых был Роман Кармен. Соколова использовали в качестве осветителя. Оператор рассказывает, что его покоробило поведение Кейтеля: он и там вел себя так, будто он – победитель. 

«Когда его ввели в комнату, – вспоминает Соколов, – он также поднял жезл в знак военного приветствия, но спектакль остался без внимания. До сих пор помню его надменное лицо, игру с лорнетом, всем видом он показывал, что победителей не уважает». По решению Нюрнбергского процесса фельдмаршала Кейтеля среди других нацистских главарей казнили через повешение. Тенденцию Запада к переоценке результатов Второй мировой войны, в частности, к преуменьшению роли Советского Союза в разгроме фашизма и утверждениям, что главные победители – американцы и англичане, Борис Соколов называет «глупостью», а о глобальном примирении России с Германией говорит так: «Знаете, я – «за» всепрощение, «за» примирение. Нельзя противопоставлять народы, мы должны уметь сосуществовать на одной планете».