Сетевое СМИ Парламентского Собрания Союза Беларуси и России
Сетевое СМИ Парламентского Собрания Союза Беларуси и России
Кино как имидж государства
Говорят, со стороны виднее, но мы редко задумываемся о том, насколько важно время от времени прислушиваться к чужому мнению, оно может оказаться объективным. На российское кино бросил взгляд со стороны крупнейший европейский специалист в этом вопросе, директор отдела стран Восточной Европы компании «Юнифранс», профессор Авиньонского университета Жоэль Шапрон. – Как, по вашему мнению, мировой финансовый кризис влияет сегодня на кинематограф?
– Кризис коснулся и французского кино, хотя наше государство продолжает его поддерживать. Но это не прямые госбюджетные вливания в производство фильмов, которые существуют в России, а сложная система расчетов. Во Франции у кинематографической отрасли есть свой спецбюджет, который складывается из налога с продажи билетов в кинотеатры, денежного оборота телеканалов. Поскольку количество зрителей, посещающих кинотеатры, у нас не уменьшается, во Франции не иссякают деньги на производство новых фильмов. Правда, съемки дорогостоящих картин временно приостановлены. Никто не рискует сегодня вкладывать большие средства в блокбастеры, но такие режиссеры, как Режис Варнье, Жан-Поль Раппно, Патрис Леконт, без дела не сидят, осваивают более скромные бюджеты артхаусного жанра. Думаю, что российское кино страдает сегодня от кризиса в большей степени.
– А какое кино в этом контексте имеет большие шансы на успех?
– В первую очередь комедии, которые во все времена заряжают людей оптимизмом. Когда все кругом и так плохо, люди не хотят смотреть мрачное кино. Правда, публика предпочитает высококлассный юмор. Минувшим летом молодежная комедия с неизвестными актерами собрала во Франции полтора миллиона зрителей. Фильм появился на экранах словно ниоткуда, без особой рекламной кампании, но сарафанное радио сработало на славу. Я сразу не соображу, как лучше перевести название на русский язык. Это подростковый сленг, распространенный в окрестностях Парижа. Продюсеры и прокатчики не только вернули то, что вложили в производство и выпуск картины на экран, но и хорошо заработали. Такие примеры встречаются у нас нередко. А в России, чтобы завлечь зрителей в кинозалы, вкладывают несколько миллионов евро в рекламную раскрутку фильма, заполняют роликами телеэфир. Но не факт, что это работает. Любой другой продукт, если он востребован рынком, можно смело выпускать миллионными тиражами и зарабатывать деньги. Но не фильмы. В кино успех не прогнозируется. Одна картина пошла, а другая, сделанная по тем же лекалам, провалилась в прокате. Почему? Если бы продюсеры и режиссеры знали точный ответ, то постоянно дружили бы с удачей. Но это – увы! – не так.
– Россия по-прежнему остается одним из главных потребителей французского кино?
– В течение двух предыдущих лет Россия занимала второе место в мире после США по количеству зрителей, посмотревших французские фильмы. Но по доходам от проката лидирует Япония. Там кинобилет стоит дороже, чем в России, даже если в кинотеатры пришло меньше зрителей, кассовые сборы больше. Да и японцы, а также немцы покупают наши фильмы по более высокой цене, чем российские прокатчики: у них есть такая возможность. В прошлом году французские фильмы составили в России шесть процентов от общей кинорыночной доли – это больше, чем общемировые показатели, в мире нас на экранах примерно два процента.
– Востребованы ли русские фильмы во Франции?
– К сожалению, нет. Несколько десятилетий российское кино сталкивается у нас с проблемой – ваше кино меняется, но наш взгляд на него остается прежним. До нас доходит мизерная часть того, что производится в России. Наши киноманы знают русское фестивальное, авторское кино только потому, что оно является продолжением диссидентского, на котором формировался их художественный вкус. Я лично рос на Тарковском с Параджановым, во время перестройки открыл для себя Киру Муратову и Алексея Германа, Александра Аскольдова и Андрея Кончаловского, Никиту Михалкова. Картины этих режиссеров появились тогда во Франции. Но ни один российский блокбастер так у нас по сей день и не вышел. Попытка продвинуть на французские экраны «Ночной дозор» оказалась не слишком удачной, хотя этим занималась студия «ХХ век Фокс». Когда французский прокатчик выпускает ленты Звягинцева, Попогребского или Хомерики, он может точно спрогнозировать, какой зритель и в каком количестве на них пойдет. Никто пока не готов брать на себя финансовый риск и выпускать ваши масштабные проекты, потому что не понимает, для кого они сняты. «9 роту», «Иронию судьбы-2», «Любовь-морковь» или даже «Стиляг» нельзя предлагать зрителям как авторское кино. Чтобы окупиться, эти фильмы должны завоевывать новую, широкую аудиторию. Но как? В этом вопросе огромный положительный опыт накоплен у государственной организации «Юнифранс», которая занимается продвижением всех французских фильмов – от «Такси» до лауреата Каннского кинофестиваля «Пророка», от Озона до Роб-Грийе на мировые экраны.
– Слышала, что «Юнифранс» выделяет иностранным прокатчикам средства на выпуск французских картин. Это так?
– Из сорока четырех, показанных в России в прошлом году французских фильмов, мы помогли двум-трем. Но это не ключ к решению проблем, хотя русские прокатчики нам и благодарны. Суть нашей деятельности – в постоянной, большой работе по продвижению французского кино за рубеж. Мы проводим в России фестивали французского кино, каждый год приглашаем в Париж дистрибьюторов и журналистов, которые потом пишут о наших фильмах. Если Россия тоже начнет выделять средства на выпуск российских картин прокатчикам во Франции, это вряд ли окажется эффективным. Надо сломать стереотипы, сделать так, чтобы люди поняли: за фильмом, который они покупают, стоит целая страна, чтобы у нас возобладал другой взгляд на Россию. Доказано – кино является лучшим посредником для формирования имиджа государства. Когда не так давно во Франции провели опрос среди зарубежных туристов, почему они приехали к нам, а не отправились отдыхать в Грецию, Испанию, Италию – очень красивые страны, люди ответили: мы смотрели французское кино, а теперь решили увидеть все собственными глазами. Так что доходы, которые приносят наши фильмы, когда их показывают за рубежом, – это малая толика того коммерческого потенциала, который в них заложен. Если, увидев французский фильм, человек отправляется к нам недели на три с семьей, тратит деньги – это уже большое подспорье экономике государства. А кроме всего прочего, иностранец начинает любить нашу страну, что вообще неоценимо. Францию русский зритель постоянно видит в теленовостях, но там о нас сообщают по преимуществу негатив, как и во всех новостях мира, – говорят о забастовках, землетрясениях, войнах, социальных взрывах. Благодаря тому, что наше кино показывают в России на большом экране, с нашим имиджем все в порядке. Людям нравятся наши пляжи, чувство юмора, одежда, города. Мы тоже видим Россию только в новостях и слышим о ней один негатив. Позитивное отношение к вашей стране отсутствует, поскольку мы совсем не видим вашего кино. Оно в состоянии уравновесить впечатления французов от России и сделать отношение к русскому народу более теплым.
– Разве такой фильм, как «Сказка про темноту» Николая Хомерики, где жаждущая любви героиня живет среди настоящих моральных уродов, изъясняющихся отборным матом, способен улучшить имидж нашей страны в глазах французов? Но именно эту картину Каннский кинофестиваль берет в официальную программу.
– А Карловарский в этом году отобрал еще более страшную ленту Сигарева «Волчок», Локарно – мрачную картину Мизгирева «Бубен, барабан». Знаю, что программу «Кинотавра» критиковали за негатив. Но фестивали – дело особое, они меньше всего заботятся об имидже стран, чье кино показывают. Мы отбираем фильмы в Канн за качество кинематографического языка, которое нам кажется высоким. От программного директора фестиваля Тьерри Фремо я не слышал ни одного слова о темах и сюжетах лент. Каннский фестиваль не ставит перед собой цели показать Россию как ужасную страну. Почему лучшее российское кино сейчас мрачное? Это вопрос не ко мне, а к режиссерам упомянутых лент. Новое поколение российских кинематографистов депрессивное, оно смотрит на общество мрачным взглядом. Когда кто-то утверждает, что они намеренно сгущают краски, очерняют российскую действительность, потому что стремятся попасть на Каннский кинофестиваль, не верю. Зачем тратить два года жизни, чтобы показать свое кино лишь паре сотен киноманов? Все режиссеры мечтают обрести своего зрителя, свою аудиторию. Сегодня даже талантливый комедиограф Карен Шахназаров снимает «Палату №6». Надо спросить его, почему. Мне очень нравятся «Стиляги» – это высококлассный мюзикл. Мы обсуждали вопрос о спецпоказе фильма в Канне, но возникла проблема. Такой показ устраивается в присутствии звезд, а для нас в «Стилягах» их нет, нам не за что было зацепиться, чтобы заинтересовать зрителей. Да и имя режиссера Валерия Тодоровского не известно французам. Кстати, ленты Николая Досталя «Коля по дороге в Царствие Небесное» и Александра Прошкина «Чудо», отобранные в конкурс Московского кинофестиваля, тоже не комедии.
– Вы ушли от вопроса о мате на экране.
– Русский мат иностранцев не шокирует, утверждаю это как переводчик со стажем, создававший субтитры «Сказки про темноту». Это параллельный язык, который существует только в России. Когда мы его переводим на английский, французский, испанский, грубость уходит. В переводе мат теряет силу. Грубые слова во французском языке – другие, они, в отличие от русского мата, есть в толковых словарях.
– А какие важные темы совсем не затрагивает русское кино?
– У вас, к сожалению, не снимают простых историй о повседневных печалях и радостях обычных людей. Таких, о которых поведала в мелодраме «Связь» Дуня Смирнова. Ни один российский режиссер не сделал кино о периоде перестройки, нет ничего похожего на немецкие «Гуд бай, Ленин» или «Жизнь других», предложившие зрителям современный взгляд на ГДР. Новое российское общество основывается на среднем классе, но о нем тоже нет фильмов. Может быть, пока для такого кино у вас не находится реального зрителя. Да и продюсеры не хотят с ним связываться. Намного легче снять жанровое кино для молодежной аудитории, чем производить нечто для всех, не имея представления, кто же эти «все».
– Что нужно сделать, чтобы наше кино получило шанс прозвучать вне России?
– Мне кажется, сейчас во всем мире на первом плане стоит коммерция. Для того чтобы кино заметили, надо все равно вложить большие деньги в его рекламу. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, необходимо реальное политическое решение на высшем уровне. Нужно продвигать российское кино в целом, сделать так, чтобы его стало больше на кинорынках, почаще о нем говорить, приглашать в Россию иностранных журналистов, показывать им русские картины с английскими субтитрами. Один раз я принимал участие в пресс-джанкете «Ночного дозора» в Москве, по итогам написал четыре статьи о фильме для «Монда», «Фильм Франсе», «Синелайф» и даже для одного квебекского журнала. «ХХ век Фокс» вложил большие деньги, чтобы пригласить иностранных журналистов, мы брали интервью у Эрнста, Максимова, Хабенского, Бекмамбетова. Когда речь идет об одном фильме, все расходы падают на прокатчика. Он рискует, ведь кинотеатр оставляет себе 50 процентов кассовых сборов. И если фильм не пошел, его убирают из залов и заменяют другим. В убыток себе кинотеатры не работают. Забота о российской кинематографии в целом – это уже задача государства. Надо, чтобы этим кто-то реально занялся. Вначале будет сложно, но со временем какие-то иностранные прокатчики решатся что-то у вас купить, в зависимости от того, за сколько им продадут фильмы. В России тоже иной раз заламывают нереальные цены, которые нас отпугивают. Со временем ситуация изменится, надо только над ней работать.
– 2010-й объявлен Годом Франции в России и России во Франции. Как «Юнифранс» собирается в этом участвовать?
– Наша работа в России не зависит от мероприятий культурного обмена. Продолжим сотрудничать с русскими прокатчиками. А насчет проведения фестиваля французских фильмов подумаем.
Марина ПОРК