Алексей Дударев: Мишура не спасет театр
Лауреат Госпремии СССР и премии Союзного государства, художественный руководитель Драматического театра Белорусской армии и председатель Белорусского союза театральных деятелей Алексей Дударев – верный защитник системы Станиславского. При этом он считает: в театральном искусстве все зависит от того, что в формулу великого режиссера, касающуюся «жизни человеческого духа», сумеешь вложить лично ты.
Лауреат Госпремии СССР и премии Союзного государства, художественный руководитель Драматического театра Белорусской армии и председатель Белорусского союза театральных деятелей Алексей Дударев – верный защитник системы Станиславского. При этом он считает: в театральном искусстве все зависит от того, что в формулу великого режиссера, касающуюся «жизни человеческого духа», сумеешь вложить лично ты. Ну а Дудареву, родившемуся в селе на Витебщине, из монтеров-слесарей, через актерство пришедшему в свою непростую профессию, знания жизненных реалий не занимать. Неслучайно его пьесы советских времен – «Рядовые», «Порог», «Вечер», «Черная панна Несвижа», «В сумерках», наряду с недавними – «Люти» и «Ким», не потеряли актуальности на постсоветском пространстве. А картина «Белые росы», снятая по его сценарию, стала поистине народной лентой.
– Алексей Ануфриевич, вас трудно назвать приверженцем одной темы – с достоверностью пишете как о современности, так и на исторические темы. Скажите, из чего черпаете вдохновение?
– Меня всегда интересовала душа человека в его не всегда комфортном существовании, жизнь вообще-то вещь трагическая. Люди, к сожалению, или по Промыслу Божию, не меняются. Мы становимся грамотнее и образованнее, но очень большой вопрос – становимся ли при этом лучше. Во времена Средневековья редко звучало слово «культура», но очень ценились честь, достоинство, совесть. А сегодня таких понятий не знают. Если я «бабки» хорошие зарабатываю, рассуждают, зачем буду комплексовать? И если девушки легкого поведения раньше вызывали чувство омерзения, в лучшем случае – жалости, то теперь из них стали делать героинь. Да, Достоевский и Куприн писали о проститутках, но как – с жутчайшей болью за человека. Сейчас люди считают: раз не могут помочь, то и сострадать бессмысленно, в то время как именно состраданием можно спасти человека.
А что касается моих военных
пьес, они основаны на наблюдениях человека зрелого. Когда-то в силу юношеского романтизма я верил в то, что люди могут договориться между собой, поймут, что война – преступление против себя же самого. Теперь знаю – не поймут! И все мы обречены на страдания в грядущем. Посмотрите, давно идет Третья мировая война, а как еще можно относиться к терроризму?! 11 сентября я испытал шок. Был в Бресте, на фестивале, и когда увидел кадры с башнями Манхэттена, не смог смотреть спектакли. Уехал домой. Страшно было не потому, что могут тебя убить, а потому, что на твоих глазах убивали душу человеческую…
– Вы как-то обмолвились, что еще в 80-х имена литовских князей Витовта и Ягайло произносились с опаской. А как сейчас? Если бы вы писали об Иване Грозном, в каком соотношении возникали бы у вас кровавые сцены?
– Витовт и Ягайло – исторические персонажи, а историю не перепишешь. Когда-то Франция с Англией вели Столетнюю войну, но это не мешает им сейчас заседать рядом в Евросоюзе. Белоруссия не всегда была в составе России, она входила и в княжество Литовское, которое, никто не может точно сказать, сколько лет существовало – 100, 300 или 500. Об этом княжестве у нас сейчас говорят как о Макбете в Англии – с одной стороны, это исторический персонаж, а с другой – образ, придуманный Шекспиром. И художественный образ должен сочетаться с исторической правдой, не следуя ей буквально. Кто хочет восстановить события в точности, может пойти в архив, музей, книгохранилище.
А Ивана Грозного, творившего историю 500 лет назад, по мнению юриспруденции, нельзя судить с точки зрения современной морали. Не нужно только ничего приукрашивать, эти правители были не хуже и не лучше, они были другие. Возьмите хотя бы Петра I – русские люди знают, на чем построен Санкт-Петербург. Любая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. На фактах истории надо показывать все, что было, ничего не утаивая. Как к Сталину ни относись, он был символом вождя, в атаку ходили с его именем и умирали с его именем, хотя при этом он был злодеем. У истории надо учиться – власть должна быть контролируема обществом. И должна быть сильна.
– За долгие годы работы в театре вы вывели для себя какой-то закон, по которому должно развиваться славянское искусство?
– Конечно. Вот говорят, что западный театр держится сегодня на эффектных штучках, технически замысловатых вещах. Пусть это так, но славянское искусство должно говорить на понятном языке и о серьезных вещах. Оно должно ставить вопросы, на которые, может, и невозможно ответить. Так всегда поступали великие художники. Причем, заметьте, западный театр начинал формироваться на эмоциях, был знаменит состраданием к человеку, а потом появились эти символы и знаки. Но всегда он тянулся к русской театральной школе. Если в спектакле есть «жизнь человеческого духа», все эксперименты оправданы. Мишура не спасет театр.
Во время жизни за железным занавесом считалось, что все лучшее – на Бродвее или в Париже, а у нас так себе, коммунисты не дают говорить в полный голос. И сейчас по инерции ринулись, задрав штаны, за Бродвеем – кто больше выпендрится, а зритель – не оценил. Он соскучился по серьезному разговору и не приемлет неправды.
– Тем не менее театр в целом продолжает двигаться в сторону развлекательности…
– Поставить можно любой анекдот, но в спектакле о смешном важно уметь сказать о серьезном. Человек, по сути своей, все-таки стремится к свету, и ему надо помочь. Не морализаторством и проповедничеством, а напоминанием о том, что он должен строить себя по образу и подобию Божию. Излишняя веселость, как и уныние, является грехом. Посмотрите, сколько «драматических» действ под фонограмму показывается сегодня полуголыми девицами. Мы слишком много смеемся, говоря, что нет запретных тем. А они есть!.. Нельзя смеяться над отцом и матерью, над стариками, над женщиной.
Искусство должно уважительно относиться к человеку. В моих пьесах, между прочим, хотя конфликтов и предостаточно, плохих людей нет. Человеку надо дать перспективы, особенно когда чернота застилает взор и поселяется в душе.
– Есть ли современная драматургия в Беларуси?
– Пьес достаточно – драматургии мало. Все жду, чтобы молодые поразили, но пока вижу формальные поиски – в духе западной драматургии. Не могут рассказать историю, заставляющую переживать. Пьесы не пропущены через себя. Фигура Курейчика раздута донельзя. А драматург, как учит история, сразу же заявляет о себе – вспомните Галина, Вампилова, Арро.
– Как вы относитесь к театральным наградам? Наблюдаете ли за белорусами на международных фестивалях, в этом году от России на «Золотой маске» участвовал Олег Жюгжда с прекрасным «Вишневым садом» в Мытищинском театре кукол?
– Призы – приятная вещь, но главную оценку нам дают зрители. Самые «золотые» маски – от них. А что касается участия в международных фестивалях, театр, основанный на идеях Станиславского, всегда будет ценен «своим», а не подражательством. Не устаревает только то, что рассказано через призму души и духа, другое дело, что идти по этому пути очень сложно. Вот любят все рассуждать об американцах, а такой национальности нет. Народ – это русские, белорусы, украинцы, якуты. А Америка – Вавилон, ее традиции касаются всех материков. Духовной традиции в Америке нет, либо она существует в зачаточном состоянии. А славяне ценны тем, какие они есть, у нас и экономика должна быть особой.
– Вы о Союзном государстве часто задумываетесь?
– Художников не разъединить ничем, это экономисты, политики, таможенники могут размежеваться, а мы никогда. Там, где театр, там и я. Театр – единое государство планетарного масштаба.
– Вы были одним из организаторов оппозиционной Объединенной гражданской партии в середине 90-х, она как-то проявляет себя сегодня?
– Во-первых, это была не оппозиционная партия, в унисон президенту мы отстаивали право Беларуси на независимость. Просто время было такое – не улеглась еще боль от развала Союза. А восстановить его невозможно, можно сколько угодно тратить на это силы, но возврата к прошлому нет. Со временем, думаю, наши отношения с Россией установятся, появится Союз двух государств, объединенных на взаимовыгодной основе. Без великодержавных замашек, без понятий – «старший и младший – братья». Если хотите, я так и представляю себе Союзное государство.
– Сейчас в Беларуси полным ходом идут съемки художественного фильма «Брестская крепость», расскажите о вашем участии в работе над фильмом.
– В начале 2007 года Игорь Угольников обратился ко мне с просьбой принять участие в создании сценария. Тот вариант, который предложили мне посмотреть, на мой взгляд, совершенно не годился. Я создал свой вариант киносценария, который был принят за основу худсоветом «Беларусьфильма» и Экспертным советом Минкульта. В мае этого года сценарий был опубликован в «Белорусской военной газете».
– Пугает ли вас финансовый кризис?
– Белорусов кризисом не напугаешь, после войны мы за 10 лет из разрухи вылезли. Вылезем и сегодня. Пусть боится тот, кто из мировой экономики казино сделал. Моя соседка в деревне, светлая ей память, в начале 90-х знаете, как говорила: «А если голод наступит, кусок земли распашем, кабанчика заведем – переживем!.. Лишь бы войны не було!..»
Нина КАТАЕВА
Минск – Москва
– Алексей Ануфриевич, вас трудно назвать приверженцем одной темы – с достоверностью пишете как о современности, так и на исторические темы. Скажите, из чего черпаете вдохновение?
– Меня всегда интересовала душа человека в его не всегда комфортном существовании, жизнь вообще-то вещь трагическая. Люди, к сожалению, или по Промыслу Божию, не меняются. Мы становимся грамотнее и образованнее, но очень большой вопрос – становимся ли при этом лучше. Во времена Средневековья редко звучало слово «культура», но очень ценились честь, достоинство, совесть. А сегодня таких понятий не знают. Если я «бабки» хорошие зарабатываю, рассуждают, зачем буду комплексовать? И если девушки легкого поведения раньше вызывали чувство омерзения, в лучшем случае – жалости, то теперь из них стали делать героинь. Да, Достоевский и Куприн писали о проститутках, но как – с жутчайшей болью за человека. Сейчас люди считают: раз не могут помочь, то и сострадать бессмысленно, в то время как именно состраданием можно спасти человека.
А что касается моих военных
пьес, они основаны на наблюдениях человека зрелого. Когда-то в силу юношеского романтизма я верил в то, что люди могут договориться между собой, поймут, что война – преступление против себя же самого. Теперь знаю – не поймут! И все мы обречены на страдания в грядущем. Посмотрите, давно идет Третья мировая война, а как еще можно относиться к терроризму?! 11 сентября я испытал шок. Был в Бресте, на фестивале, и когда увидел кадры с башнями Манхэттена, не смог смотреть спектакли. Уехал домой. Страшно было не потому, что могут тебя убить, а потому, что на твоих глазах убивали душу человеческую…
– Вы как-то обмолвились, что еще в 80-х имена литовских князей Витовта и Ягайло произносились с опаской. А как сейчас? Если бы вы писали об Иване Грозном, в каком соотношении возникали бы у вас кровавые сцены?
– Витовт и Ягайло – исторические персонажи, а историю не перепишешь. Когда-то Франция с Англией вели Столетнюю войну, но это не мешает им сейчас заседать рядом в Евросоюзе. Белоруссия не всегда была в составе России, она входила и в княжество Литовское, которое, никто не может точно сказать, сколько лет существовало – 100, 300 или 500. Об этом княжестве у нас сейчас говорят как о Макбете в Англии – с одной стороны, это исторический персонаж, а с другой – образ, придуманный Шекспиром. И художественный образ должен сочетаться с исторической правдой, не следуя ей буквально. Кто хочет восстановить события в точности, может пойти в архив, музей, книгохранилище.
А Ивана Грозного, творившего историю 500 лет назад, по мнению юриспруденции, нельзя судить с точки зрения современной морали. Не нужно только ничего приукрашивать, эти правители были не хуже и не лучше, они были другие. Возьмите хотя бы Петра I – русские люди знают, на чем построен Санкт-Петербург. Любая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. На фактах истории надо показывать все, что было, ничего не утаивая. Как к Сталину ни относись, он был символом вождя, в атаку ходили с его именем и умирали с его именем, хотя при этом он был злодеем. У истории надо учиться – власть должна быть контролируема обществом. И должна быть сильна.
– За долгие годы работы в театре вы вывели для себя какой-то закон, по которому должно развиваться славянское искусство?
– Конечно. Вот говорят, что западный театр держится сегодня на эффектных штучках, технически замысловатых вещах. Пусть это так, но славянское искусство должно говорить на понятном языке и о серьезных вещах. Оно должно ставить вопросы, на которые, может, и невозможно ответить. Так всегда поступали великие художники. Причем, заметьте, западный театр начинал формироваться на эмоциях, был знаменит состраданием к человеку, а потом появились эти символы и знаки. Но всегда он тянулся к русской театральной школе. Если в спектакле есть «жизнь человеческого духа», все эксперименты оправданы. Мишура не спасет театр.
Во время жизни за железным занавесом считалось, что все лучшее – на Бродвее или в Париже, а у нас так себе, коммунисты не дают говорить в полный голос. И сейчас по инерции ринулись, задрав штаны, за Бродвеем – кто больше выпендрится, а зритель – не оценил. Он соскучился по серьезному разговору и не приемлет неправды.
– Тем не менее театр в целом продолжает двигаться в сторону развлекательности…
– Поставить можно любой анекдот, но в спектакле о смешном важно уметь сказать о серьезном. Человек, по сути своей, все-таки стремится к свету, и ему надо помочь. Не морализаторством и проповедничеством, а напоминанием о том, что он должен строить себя по образу и подобию Божию. Излишняя веселость, как и уныние, является грехом. Посмотрите, сколько «драматических» действ под фонограмму показывается сегодня полуголыми девицами. Мы слишком много смеемся, говоря, что нет запретных тем. А они есть!.. Нельзя смеяться над отцом и матерью, над стариками, над женщиной.
Искусство должно уважительно относиться к человеку. В моих пьесах, между прочим, хотя конфликтов и предостаточно, плохих людей нет. Человеку надо дать перспективы, особенно когда чернота застилает взор и поселяется в душе.
– Есть ли современная драматургия в Беларуси?
– Пьес достаточно – драматургии мало. Все жду, чтобы молодые поразили, но пока вижу формальные поиски – в духе западной драматургии. Не могут рассказать историю, заставляющую переживать. Пьесы не пропущены через себя. Фигура Курейчика раздута донельзя. А драматург, как учит история, сразу же заявляет о себе – вспомните Галина, Вампилова, Арро.
– Как вы относитесь к театральным наградам? Наблюдаете ли за белорусами на международных фестивалях, в этом году от России на «Золотой маске» участвовал Олег Жюгжда с прекрасным «Вишневым садом» в Мытищинском театре кукол?
– Призы – приятная вещь, но главную оценку нам дают зрители. Самые «золотые» маски – от них. А что касается участия в международных фестивалях, театр, основанный на идеях Станиславского, всегда будет ценен «своим», а не подражательством. Не устаревает только то, что рассказано через призму души и духа, другое дело, что идти по этому пути очень сложно. Вот любят все рассуждать об американцах, а такой национальности нет. Народ – это русские, белорусы, украинцы, якуты. А Америка – Вавилон, ее традиции касаются всех материков. Духовной традиции в Америке нет, либо она существует в зачаточном состоянии. А славяне ценны тем, какие они есть, у нас и экономика должна быть особой.
– Вы о Союзном государстве часто задумываетесь?
– Художников не разъединить ничем, это экономисты, политики, таможенники могут размежеваться, а мы никогда. Там, где театр, там и я. Театр – единое государство планетарного масштаба.
– Вы были одним из организаторов оппозиционной Объединенной гражданской партии в середине 90-х, она как-то проявляет себя сегодня?
– Во-первых, это была не оппозиционная партия, в унисон президенту мы отстаивали право Беларуси на независимость. Просто время было такое – не улеглась еще боль от развала Союза. А восстановить его невозможно, можно сколько угодно тратить на это силы, но возврата к прошлому нет. Со временем, думаю, наши отношения с Россией установятся, появится Союз двух государств, объединенных на взаимовыгодной основе. Без великодержавных замашек, без понятий – «старший и младший – братья». Если хотите, я так и представляю себе Союзное государство.
– Сейчас в Беларуси полным ходом идут съемки художественного фильма «Брестская крепость», расскажите о вашем участии в работе над фильмом.
– В начале 2007 года Игорь Угольников обратился ко мне с просьбой принять участие в создании сценария. Тот вариант, который предложили мне посмотреть, на мой взгляд, совершенно не годился. Я создал свой вариант киносценария, который был принят за основу худсоветом «Беларусьфильма» и Экспертным советом Минкульта. В мае этого года сценарий был опубликован в «Белорусской военной газете».
– Пугает ли вас финансовый кризис?
– Белорусов кризисом не напугаешь, после войны мы за 10 лет из разрухи вылезли. Вылезем и сегодня. Пусть боится тот, кто из мировой экономики казино сделал. Моя соседка в деревне, светлая ей память, в начале 90-х знаете, как говорила: «А если голод наступит, кусок земли распашем, кабанчика заведем – переживем!.. Лишь бы войны не було!..»
Нина КАТАЕВА
Минск – Москва
вк
ок
youtube
telegram
ru–by
