Распутин мог творить лишь в полном одиночестве

Валентин Распутин за рабочим столом. Фото из архива Иркутского областного краеведческого музея

Валерий Ганичев, председатель Союза писателей России, заместитель главы Всемирного Русского Народного Собора:

- Многим из нас посчастливилось жить рядом с гениями - Шолохов и Твардовский, Прокофьев и Свиридов, Королев и Гагарин, - казалось, этот ряд собрал все силы России. Но появилось новое направление. Эту литературу называли то деревенской, то почвеннической, а она была частью нашей созидательной русской классики, выражавшей образ и суть человека. Валентин Распутин - первый в этом ряду.
  
Судьба даровала мне возможность публиковать первые и последующие его произведения в издательстве «Молодая гвардия» и «Роман-газете», работать вместе с ним в нашем Союзе, где он был главой всех истинно русских писателей. Помню, как услышали о нем впервые. В издательство прибежал Владимир Чивилихин: «В Чите на совещании молодых писателей открыли новый талант!» - Да, это был Валентин Распутин.

Повесть «Деньги для Марии», казалось бы, о простых вещах: о финансовом долге, о помощи людской, о сочувствии и безразличии, но, главное, о надвигающейся беде всеобщей алчности и торгашества. Святейший Патриарх Кирилл так и сказал в слове прощания на панихиде: «Распутин говорил и писал просто о вроде бы незаметных вещах, но таких важных для людей - о совести и низости души». Он всегда внимательно слушал выступления Валентина Григорьевича на Всемирном Соборе и аплодисментами одобрял их.



Николай Дорошенко, редактор газеты «Российский писатель»:

- Знаю многих писателей, которых хлебом не корми, дай только выступить, прогреметь на публике. Но надо ж было такому случиться, что именно на Валентина Григорьевича все мы стали надеяться и как на саму русскую правду, и на русскую совесть. А он даже в ЦДЛ не захаживал, чтобы за чашкою кофе с коллегами пообщаться…
  
Однажды я приехал в Иркутск с писательской делегацией. Перед возвращением в Москву Валентин Григорьевич пригласил нас к себе. И когда мы вдоволь выпили и закусили, я вдруг из праздного любопытства спросил у него, что можно привезти в Москву, кроме омуля, в виде иркутского сувенира. С ответом Распутин замешкался, а супруга его, Светлана Ивановна, подсказала: «Да все москвичи от нас со сметаной улетают. Считается, что вкуснее, чем наша, сметаны нигде не бывает…» На том моя разведка об иркутских сувенирах и закончилась. Утром с трудом заставил себя проснуться. И пока ехали в аэропорт, благополучно дремал. Но каково же было мое удивление, когда в аэропорту Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна подошли ко мне и вручили огромную банку сметаны. Еще утренние сумерки не сошли. Никакая сметана меня не заставила бы просыпаться в такую рань и аж в аэропорт кому-то везти…

– А то мы подумали, что купить что-нибудь сами вы уже не успеете… – смущенно оправдывалась Светлана Ивановна. – Да и банку запаковали так, что вы не беспокойтесь, не разобьется она, даже если вдруг упадет…

С тех пор я уже отдавал себе отчет в том, что Валентин Григорьевич и в житейской "изнанке" точно такое же «явление чрезвычайное», как и в своей лицевой, писательской стороне.


Валентин Распутин регулярно проводил встречи с читателями. Из семейного архива, 2009

Александр Сегень, кинодраматург (автор сценария фильма «Поп»), доцент Литинститута:

- Мне посчастливилось общаться с ним в переделкинском Доме творчества. В отличие от многих Распутин никогда не пил, даже под легким хмельком я его не видел. В Переделкино он приезжал только работать, потому что у него было обостренное чувство на присутствие рядом других людей: «Не напишу ни строчки, просто зная, что жена дома, пусть даже она на кухне возится или в соседней комнате тихо сидит и читает. Даже когда она домой из магазина возвращается и к дому подходит, у меня уже застопоривается».

Лишь в полном одиночестве он мог творить. И было забавно «по секрету» услышать однажды от его жены: «Вы думаете, если бы не я, он стал писателем? Никогда. Это я его сделала таким». По логике вещей получалось, что она его сделала писателем, отсутствуя!..

- Жизнь щедро отвесила ему и счастья, и несчастья. Будучи совсем молодым, он приобрел всемирную известность, его переводили на все языки мира, так что думать о деньгах никогда не приходилось. Но при этом - страшное нападение каких-то подонков в подъезде, которые едва не забили его до смерти. А потом - гибель любимой дочери, заживо сгоревшей в чудовищной авиакатастрофе в Иркутске, когда самолет, уже приземлившись, врезался в какие-то постройки. Невозможно без содрогания думать о том, что ему пришлось опознавать тело...
  
- Всех писателей, приезжавших на «Сияние России» Валентин Григорьевич лично встречал в аэропорту. Это было трогательно, особенно когда однажды он приехал с температурой под сорок. При виде его - больного, но радостного - я прослезился и крепко обнял.

 Были мы с ним однажды и в Китае. Слушая китайскую речь, он усмехнулся: «Как у них это получается? Я по-русски долго говорить не люблю, а был бы китайцем - совсем гибель». И по Транссибу ездили. Была такая поездка на спецпоезде, посвященная 100-летию великой магистрали. Несколько участников сколотились тогда в шахматный турнир. Валентин Григорьевич отказался участвовать: «А вдруг проиграю. Или даже вничью. Люблю только выигрывать. Всякое поражение или ничейный результат для меня - как гвоздь в ботинке.


Александр Ржешевский, консультант Российского военно-исторического общества:

- Пожалуй, Переделкина он не любил. При всем уюте этой ярмарки тщеславия, Распутин был от нее далек. И если его товарищ Владимир Солоухин буквально купался в атмосфере писательского клуба, то Распутин тут был чужаком. Нечасто жил в Доме творчества, редко с кем общался. Ходил в столовую, изредка гулял, в основном, работал.

В нем начисто отсутствовало актерство, не использовал многозначительные паузы и позы. При этом говорил очень тяжело. Но речь его отличалась простотой и искренностью. Обычно так говорят старцы в монастырях. И именно это качество сразу выделяло Распутина. Пожалуй, его одного из всей писательской братии можно было безошибочно назвать гением. И не только из-за высочайшего качества текстов, но именно за свойства человеческой натуры.
 

Владимир Скиф, иркутский поэт, родственник Валентина Распутина. Они были женаты на сестрах, дочерях писателя Ивана Молчанова-Сибирского, Распутин – на Светлане, Скиф – на Евгении. 

- Мужики в поселке порт «Байкал» с великим уважением относились к Вале. Некоторые изредка, стесняясь, заходили к нему занять три рубля на бутылку и Валя никому из них не отказывал. Как-то раз постучали в дверь. Я готовил ужин, а Валя сосредоточенно сидел за рабочим столом.

– Войдите! – глуховато сказал он.

Тихо один за другим вошли три деревенских мужика и остановились у порога, но Распутин приветливо воскликнул:

– Проходите, что ж вы! – и поднялся навстречу мужикам.

– Да мы это… посмотреть на вас…

– Я же не афиша, проходите!

Один мужик двинулся в комнату, где стоял стол с рукописью, а второй сдёрнул с ног сапоги и стал разматывать длинные белые портянки. Мужик в не до конца развернутых портянках шагнул в комнату, портянки потянулись за ним. Третий толкнул его в спину и засмеялся:

– Ну, ты! Рыбный расстегай!

И тут мы все громко расхохотались. 

Мужики подошли к столу и стали смотреть в Валину рабочую тетрадь. Один, присмотревшись, вдруг произнес:

– А это что за линии? Зачем вы их чертите?

Другой, видимо с более острым зрением, тоже наклонившись, почти вскричал:

– Дурень! Это же строчки.

– Какие строчки?

И все они сгрудились у стола, начали охать и удивляться менее чем бисерному почерку Распутина, который можно рассматривать разве что через увеличительное стекло. Я вспомнил немецкий журнал «Freie Welt» («Свободный мир»), в котором был помещён фотоочерк о Распутине «Валентин Распутин – сибирский характер» (№ 2, 1978 г.), где среди десятка фотографий я обнаружил фото распутинской рукописи с лупой на ней. Там, сквозь линзу, мельчайшие буковки были чуть виднее, чем в рукописи.

В конце концов, мужики удалились, унося в кармане драгоценные для них шесть рублей, которыми Валентин наградил их за смелость.